Эстетика ужасного в «Карамазовых» Константина Богомолова

«Я не бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного,
мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять».
Иван Карамазов

23 ноября состоялась встреча с самым скандальным режиссером России Константином Богомоловым и актерами МХТ им. А.П. Чехова, участвующими в спектакле «Карамазовы» по роману Ф.М. Достоевского.

На первый взгляд добрый и открытый режиссер создал совершеннейший «Ад» на сцене. Богомолов заявил, что упор они делали на сюжет, а не на философию. Что это – скромность? Или своего рода блеф? Ведь находясь на спектакле, ты не просто следишь за линией действия, а погружаешься вместе с персонажами и эту «Адскую Россию», с ментами, которые не лучше самих преступников и извращенцев, попами, которые смердят пороками и ложью, одинокими женщинами, опускающимися на самое дно, ради глотка наслаждения, деспотами, ломающими души своих же собственных детей. Не раз ловила себя на мысли, что в словах и поступках персонажей Достоевского вижу отражение сегодняшних людей.

В спектакле звучало множество вопросов: «Есть Бог или нет?», «если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут дети?»… На них герои искали ответы, а в это же время я сама себе задавала эти вопросы. Это был огромный почти пятичасовой диалог не только актеров со зрителями, но и зрителя с самим собой! Разве это не философия?

У Достоевского, как и в спектакле, огромное количество монологов. Актеры, находясь практически в статике, на самом деле действовали в твоей голове, создавая образы, видения. Зритель в этот момент становился не просто слушателем, а наблюдателем тех событий, которые описывали персонажи, а иногда даже и соучастником.

«Карамазовы» - трагический-фарс, сотканный из смелых режиссерских решений. Образы, ассоциации и метафоры, используемые Богомоловым, оригинальны, современны, дерзки, а иногда даже находятся на грани того что можно выносить на сцену и что нельзя. Бородатая женщина поп, отпевающая покойного Зосима под «Show Must Go On», госпожа Верховцева смотрящая ужасы, которые ей заменяют сексуальное удовольствие, менты, в костюмах фильма «Заводной апельсин», демонстрирующие различные гомосексуальные сношения, самоудовлетворяющийся бармен, аналогичной ориентации, оргия Катерины, Грушеньки и Дмитрия, солярий-гроб, доставание куклы-ребенка из столовой кастрюли с надписью «Лиза смердящая» и сливание красных склизких остатков умершей матери Павла Смердякова в унитаз, превращающийся в надгробный камень и множество других образов. Все это показано еще и на фоне титров, периодически появляющихся на экране, в форме сказки, евангелия от Дьявола или эротических отрывков, напоминающих откровенные рассказы А. Толстого.

Смотря на все это тебя охватывает дикое потрясение, вызванное абсурдом, жестокостью, отвращением, осознанием, узнаванием, переходящим в какое-то истерическое посмеивание. Это ни что иное как эстетика ужасного, безобразного! Разве не притягивают нас картины Иеронима Босха?! И становится понятно какие чувства и мысли хотел вызвать Богомолов этим спектаклем у зрителя. «Безобразное в искусстве вызывает в человеке отрицательное отношение к ужасному и уродливому, будит чувство протеста и стремления к прекрасному» (Новая философская энциклопедия).

Богомолов признался, что эта работа ад для него и актеров. Тяжелый и спектакль, и репетиционный процесс. Рождая его все в прямом смысле мучились, было тяжело морально работать, все находились на грани нервного срыва.

Создавая спектакль, Богомолов как всегда придерживался своих режиссерских принципов, он не мыслил стереотипами – для него не имело значение ни гендерный признак, ни возраст. На роль Алеши он взял 53-летнюю Розу Хайруллину. Он объяснил это тем, что выбирает актера по человеческим интуитивным составляющим, для него важно человеческое воплощение персонажа, душевные качества актера и способность выразить суть персонажа. Константин не работает с двумя составами, роль строится на конкретного артиста и любой ввод меняет тональность спектакля. На Саратовской сцене в роли Дмитрия выступил сам Богомолов и он внес что-то новое в спектакль. Часто возникает ощущение, что актеры, играющие в его спектакле, переступают через себя, но Константин утверждает, что старается «не насиловать» актеров. Если им не нравится, если они не согласны, то их никто силой держать и заставлять не будет. Должны быть единомышленники, только тогда возможно творчество. Здесь необходимо взаимное доверие. С первых шагов или за режиссером, или нет. Хотя, как признается Богомолов, он никогда не знает, что вырастет из посаженного семени. Для него спектакль – это огонек, где-то там в дали, это дом, и там нам будет хорошо. Я не знаю, сколько идти и все ли дойдут, сколько комнат будет в доме и все ли поместятся. Главное мы должны попробовать дойти.

Вот так дошел до Саратова спектакль «Карамазовы».